Иченоза с Бэзо тут же спелись на почве общих долгов, чтобы преподать непокорному урок. Ночью, с пробоиной в борту, корабль Сэнсиро затонул на мелководье, вода залила палубу, — выбиравшихся на берег встречали…

Но поймал медведь осиный рой.

Сэнсиро, по колено в воде, собрав остатки команды, дал правильное сражение. На пару с дядей убил восьмерых деревенских и без счета изранил. Деревенские бежали, оставив дома у причалов победителю.

Как раз незадолго до этого юный Хэдайро прибыл из столицы княжества на побережье, переправил своих вассалов на лодках через штормовой пролив на свое будущее владение и укрыл их в запущенном буддийском храме на берегу. Старик-настоятель, уставший от беззакония, заселившего остров, уже некоторое время писал ему о здешних делах и готовил почву для прибытия законного хозяина. Хэдайро узнал от него о захваченной чужеземной красавице, одинокой в окружении пиратов. Слухи о божественной сущности пленницы старик-настоятель не принимал всерьез. Но рассказал, что читал в новейших китайских текстах сообщение, что в эпоху установления падения династии Тан на горе Шинао, в провинции Шаньдун, действительно жила прекрасная лиса. Жила она уединенно, ибо дар ее сеял вокруг беду и горе. Ибо была она великая мастерица метать гадальные кости, — но что ни нагадает, все к несчастью.

И сбывались — несчастья.

Обрив голову и облачившись в монашескую одежду, Хэдайро явился разведать все лично…

И теперь, глядя на все это сам, он не мог понять, кто тут действительно обманывается…

Над столом с золотыми монетами, — Хэдайро оценил, что тут лежит годовой доход крупного владения, — висело напряженное молчание.

На Полукровку и лису старались не глядеть. Одетые в белое и черное, как молодожены на своей свадьбе, они сидели рядом на одном татами, перед ними стояли пустые чашки для сакэ.

Было совершенно ясно, на что Полукровка намекает. Но ждать благословления ему следовало не здесь.

— Все беды от лисы, — каркающий голос матушки Бэнсо заставлял поежиться. — Крутит вами, дети, как хочет, тварь семихвостая…

Старуха с бутылкой сакэ, хромая, обошла стол, наполнила всем чашки — кроме лисы и Полукровки, отошла и через плечо проскрипела:

— Лиса не человек. Она вас ест, а вы и рады. Годзабуро — ты жирный карп. Сэнсиро — ты нож, которым она Годзабуро режет. Иченоза — масло, на котором она карпа зажарит, а тобой, Торадзаэмон, приправит для остроты.

— А я кто, матушка Бэнсо? — мрачно спросил забытый ею Безголовый.

— А ты потроха от того карпа, — ответила старуха. — Бросят тебя собакам…

Безголовый свирепо ухмыльнулся, закинул в рот сакэ и грохнул чашку на пол:

— Зарезать ее.

— Нет! — вскинулся старик Годзабуро.

Сэнсиро положил руку на нож на поясе.

Хэдайро приготовился драться.

Торадзаэмон задумчиво поднес трубку к фитилям на шее.

Лиса осталась неподвижна.

Иченоза вскинул белые, исчерченные синими волнами руки:

— Ну что же вы гневаетесь, ругаетесь, как неродные, добрые люди? Тише! Спокойнее. В ножи никогда не поздно начать. Тише, тише! Сядь, Бэзо, вымахал до стропил, смотреть больно. Сядь, Сэнсиро, твоей даме одиноко.

Полукровка сел после того, как Бэзо плюхнулся на свое место.

Игрок Иченоза сложил руки на бедрах и оглядел каждого из-под тяжелых бровей. Его слушали.

— Надо думать, не придем мы к решению, — проговорил Иченоза. — Слабы люди мудростью. Всяк да кто-то да будет обижен. Ну, значит, я думаю так. Давайте, что ли, обратимся за решением к высшим силам. Каждый день они вершат нашу судьбу, крутят-вертят, кидают, подбрасывают. Так и нам следует решить неразрешимый вопрос, препоручив его удаче, случаю, божественному вмешательству. Давайте разыграем ее — лису. Давайте кинем кости — как выпадет, так и решим. Никто не будет виноват, никто не будет вором или злодеем. Так выпало, так боги захотели. — Иченоза обвел собравшихся взглядом и настойчиво спросил: — Ну? Кинем кости?

Все кроме лисы задвигались, зашумели. Сэнсиро был недоволен, рисковать не хотел, тревожно оборачивался на лису, но все же дал дяде себя уговорить. Годзабуро залился слезами, но тоже в конце концов часто закивал. Убедили.

Безголовый лишь хищно блестел зубами в полутьме и недобро пялился на лису. Хэдайро видел, как Бэзо, вроде бы поймав взгляд лисы, чиркнул себе по шее большим пальцем — обезглавил, мол. Не ты первая…

— А кто кости кинет? — громко задался вопросом дядька Торадзаэмон. — Тебя, Иченоза, не просим. Знаем мы все про тебя, сиди себе, не беспокойся. Сэнсиро бросать не станет — понятно. Монаха просить неуместно…

— Пусть она сама бросит, — сказал вдруг юный Хэдайро и сам себе удивился. — Пусть бросит. Это будет правильно.

— А монах толково говорит, — задумчиво протянул игрок Иченоза. — Пусть она сама, действительно…

— Не доверяйте лисе кости, — прокряхтела матушка Бэнсо, но разве ее кто слышал…

Принесли кости и бамбуковый стакан для игры. Все желающие проверили то и другое, убедились, что кости честные. Торадзаэмон, громыхая костями в стакане, присел перед лисой.

Хэдайро сидел ближе всех и единственный расслышал, что он прошептал лисе:

— Послушай, тварь. Я тебя насквозь вижу. Если на этот раз ты замыслила что-то против Сэнсиро, я тебя убью. Взорву вот этими бомбами. Поняла? Славно. Бери. И кидай правильно. Я знаю — ты можешь…

И отступил назад, к остальным.

Лиса сидела перед столом с золотыми монетами, в поднятой руке на кончиках пальцев удивительно ровно стоял стакан с игральными костями. Она держала свою судьбу на кончиках пальцев. Или не свою?

Хэдайро стало холодно. Глаза лисы сливались с тенью.

— На что играем? — прищурившись, спросил Иченоза. — Чет-нечет?

— Чет-нечет, — согласился Торадзаэмон.

— Выпадет чет — лиса достается торговцу. Выпадет нечет — золото?

— Конечно, — подтвердил Торадзаэмон.

— А если выпадет четыре?

Четыре — гиблое число. Сумма смерти, и пишется теми же знаками, что и слово «смерть». Выигрыш не достается игрокам. Никому. Выигрыш уходит устроителю игры. То есть в данном случае, как в седой древности, — рассудившим богам.

— Мне! Тоже мне! — крикнул Годзабуро. — Мой дом, я устроитель!

— Да ты что. Сейчас, — съязвил Бэзо Безголовый. — Богам — значит богам. Смерть — значит смерть.

Сэнсиро вскочил — такое его уже никак не устраивало. Дядька Торадзаэмон рявкнул на него, но Полукровка не услышал. Бэзо, скалясь, опасно пригнулся.

Лиса громко хлопнула стаканом по лаковым драконам на поверхности стола.

Было слышно, как внутри стакана прокатились и остановились кости.

— О! — раскрыв рот, Иченоза привстал с места.

Прочие просто замерли.

— Посмотрите! Что там? — Иченоза тыкал толстыми пальцами и потел от возбуждения.

Хэдайро встал и подошел к столу. Лиса, не глядя на него, спрятала руку в рукав.

Хэдайро наклонился и поднял стакан со стола. Белые, в выжженных точках кости отражались в черном лаке, как в воде.

— Что там? — крикнул Иченоза.

Хэдайро молчал.

Торадзаэмон оттолкнул его, посмотрел сам. Обернулся к Сэнсиро:

— Глаза демонов.

Это пара двоек. Четыре. Рука свыше. Все, что на кону, — богам.

Бэзо Безголовый захохотал. Вынув из-под себя черную восьмигранную дубинку в железных нашлепках, он шагнул к лисе.

Сэнсиро выхватил из-за пояса нож и кинулся на него.

Бэзо за ошейник швырнул своего мальчишку ему навстречу.

Хэдайро застонал, разлепляя глаза, — Торадзаэмон, ударивший его связкой бронзовых шаров по голове, едва-едва не раскроил ему череп.

Комната горела.

Годзабуро, падая, сорвал со стены бумажный фонарь, и теперь горящее масло разлилось по одежде торговца. Матушка Бэнсо спасала сына, сбивая пламя горящими руками.

Иченоза огромными белыми руками душил Торадзаэмона. Возил спиной прямо по золоту на столе.

Бэзо Безголовый лишился головы, мальчишка в ошейнике лакал кровь, вытекающую из нее.